Ретроспектива: наш «Солярис»

В майские празднично-карантинные дни по ТВ показывали много старых фильмов, в том числе культовых, к которым, конечно, относится фильм Андрея Тарковского 1972 года «Солярис». В период самоизоляции смотрятся такие киношедевры с особым вдумчивым интересом.

Впервые с кино-Солярисом довелось познакомиться в давно прошедшем времени, так и тянет написать «в одной далёкой-далёкой Галактике…», но дело было на Земле, только в ранней юности. Впечатление на пытливый ум было оказано сильнейшее. Взялась за книги Лема (в те времена читали запоем), и оказалось, что в них было много всего помимо фантастики, чем они и цепляли. Фильм по тем временам казался каким-то нездешним, иным по картинке и смыслу, и почему-то почти заграничным. Понравились персонажи и актёры (они совпали по восприятию характеров), спецэффекты, приёмы съёмки. Впечатляло даже отсутствие динамики – журчание воды, колыхание водорослей в реке, шум дождя, гонка по городу будущего (в роли которого выступил Токио с разноуровневыми автомобильными эстакадами), сложное молчание героев или их нестандартные размышления, картина Питера Брейгеля «Охотники на снегу», музыка Баха…

©Photo credit: Мосфильм

«Солярис» не пересматривала давно, целую вечность. И вот сейчас, на другом жизненном отрезке, уже за горизонтом событий ХХ века, захотелось поделиться некоторыми мыслями об этом фильме. Что удивило – в нём показано далёкое будущее, в котором люди без особого труда перемещаются к дальним планетам и подолгу живут на орбитальных станциях, однако в доме отца главного героя Криса Кельвина (замечательный Донатас Банионис) мы видим интерьеры середины ХХ века и, прежде всего, библиотеку бумажных книг, обычный телефон, телевизор. Машины на улицах города будущего кажутся допотопными, хотя и несутся по трассе на высоких скоростях. На орбитальной станции, куда почти мгновенно переместился Кельвин, та же картина – привычные нам бумажные книги, мебель и приборы. И никаких гаджетов. При том, давнем просмотре, это не удивляло, вещи казались незыблемыми, а сейчас навело на размышления: почему Тарковский не напридумывал какие-то особые фантастические атрибуты? С одной стороны, фильм кажется устаревшим – мы, не летая к звёздам, имеем такие устройства в быту, о которых в 70-х даже мечтать не могли: смартфоны, видеотехнику любых видов, навигаторы, автомобили с круиз-контролем, беспилотники, электронные книги и библиотеки, виртуальные прогулки по музеям, искусственный интеллект, нанотехнологии, интернет.

©Photo credit: Мосфильм

Понятно, что философский фильм Тарковского, как и собственно одноимённый роман Станислава Лема, не о новых технологиях, а о моральных проблемах отдельного человека и нравственности в науке. Изменился ли человек на новом отрезке времени? И Лем, и Тарковский говорят: нет. Природа человека вне зависимости от уровня технического прогресса остаётся неизменной, он обуреваем теми же страстями. Вспоминая известное высказывание И.Канта, можно сказать, что фильм не только о звёздном небе над головой, но о моральном кодексе внутри нас.

Достижения в космической сфере не меняют главного: человек будущего по-прежнему не властен над временем. Невозможность что-либо изменить в прошлом и даже забыть о поступках, которые постоянно бередят совесть – об этом на фантастическом материале рассказывает нам фильм-притча. Как бы часто не являлась Крису его погибшая жена Хари, воссозданная мыслящим океаном Соляриса, она и в новой ипостаси будет исчезать, искать пути освободиться от любви-зависимости от мужа. И сам Крис, испугавшись нежданной гостьи, попытался избавится от неё, запустив в ракете на орбиту Соляриса. Новая Хари нашла способ с помощью учёных орбитальной станции Сарториуса и Снаута прекратить своё существование, то есть, она совершила то же, что сделала реальная Хари-человек – покончила жизнь самоубийством. Потому что таковы мысли Криса, это его боль, нравственные страдания, но и реальность – он разлюбил жену, они ссорились, она мешала ему на Земле, он её покинул, что привело к трагедии. Хари-двойник так же мешает ему и на космической станции. В этом и мука. О сложных отношениях с непрошенными «гостями» говорит на видеозаписи перед гибелью его друг Гибарян: «Это не безумие, здесь что-то с совестью». Солярис извлекал из глубин подсознания астронавтов мучительные, постыдные, преступные поступки и ситуации, связанные с конкретными земными людьми, и воплощал их в реальности. Это клоны, точные копии людей, но не люди.

©Photo credit: Мосфильм

Океан Соляриса – мыслящая субстанция, огромный мозг, с которым не удаётся установить контакт. Так думают астронавты. Однако этот необъятный океан устанавливает контакт сам, проникая в мысли людей и сканируя их. Затем он проецирует тайные воспоминания в реальность непонятным землянам способом. Интересны размышления самого Станислава Лема о фантастике, как жанре литературы, но в полной мере они могут быть отнесены и к кинематографу. В предисловии к русскому изданию «Соляриса» он отмечал: «Обширная фантастическая литература, особенно американская, уже создала в качестве предположительной возможности контакта три стереотипа. Их можно кратко определить так: «Либо сообща, либо мы – их, либо они – нас». На экранах мы чаще всего видим именно американскую фантастику в виде боевиков-триллеров и, если говорить о контактах с инопланетянами, то в ситуации, когда «они – нас».

Фильм Тарковского выбивается из плеяды стереотипных фантастических лент. Он не только о невозможности изменить что-то в природе человека, но и проблематичности контакта. В этом смысле фильм следует замыслу автора. В том же предисловии к русскому изданию С.Лем писал: «Установление взаимодействия предполагает существование сходства. А если этого сходства не будет?… если та цивилизация шла дорогой, отличной от нашей?» Лем полагал, что в путешествиях к звёздам людям нельзя мыслить только земными категориями, потому что среди космоса нас ждёт Неизвестное (он так и писал это слово – с заглавной буквы, уважительно показывая его космический масштаб). С.Лем размышляет над возможной встречей с иными мирами с позиции гуманиста: «Эта встреча с Неизвестным должна породить целый ряд проблем познавательной природы, природы философской, психологической и моральной. Решение этих проблем силой, например какой-то бомбардировкой неизвестной планеты, естественно, ничего не даст. Это просто уничтожение явления, а не концентрация усилий для того, чтобы его понять. Люди, попавшие в это Неизвестное, должны будут постараться понять его, постичь».

Установки писателя верны, однако вся история человечества заставляет усомниться в таком развитии событий. Если земляне окажутся на обитаемых планетах, стоящих на более низкой ступени технического развития, скорее всего, будет выбран вариант «мы – их». Разве когда-нибудь в истории даже близлежащие страны пытались понять соседей, принять их государственное устройство, традиции, нормы жизни? Нет – только войны, войны, войны. Почти всегда – завоевание чужих территорий, подавление, обращение в свою веру, даже запрет использования родного языка. Возможно, эта матрица агрессии заложена во всеобщее космическое начало как двигатель его развития?

©Photo credit: Мосфильм

Однако это уже совсем другая тема, но фильм акцентирует внимание и на ней. Когда соляристика зашла в тупик с установлением контакта, планета Солярис была подвергнута жёсткому рентгеновскому облучению. Именно после этого исследователи стали встречать на станции «гостей», о которых меньше всего хотели бы вспоминать. Агрессия породила неожиданный, но адекватный ответ. Крису Кельвину предстоит дать заключение о перспективах дальнейшего исследования Соляриса или обосновать решение о закрытии программы. Судя по заключительным кадрам фильма, Крис остался на планете, и мыслящий океан принял его, воссоздав на одном из островков точную копию дома его отца, парка и реки (съёмки этих пейзажей происходили недалеко от Саввино-Сторожевского монастыря под Звенигородом).

Интересно было познакомиться с историей создания фильма. Оказывается, Станислав Лем категорически не принял его. Они неоднократно встречались с Тарковским во время съёмок и разругались вдрызг. Почему писатель воспринял картину столь негативно, несмотря на то, что оба произведения ставят этические проблемы человечества в контакте с иным разумом? Главная претензия к режиссёру – он снял камерный фильм, по сути, любовную драму, а не фантастику, в фильме не было самого Соляриса. В сердцах Лем говорил: «Он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание». Писатель настаивал на том, что в его прозе все взаимоотношения героев были воплощены совершенно иначе. Удивил С.Лема и такой подход: «А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввёл в фильм родителей Кельвина. И даже какую-то его тётю, а прежде всего – мать, а «мать» – это «Россия», «Родина», «Земля». Вот так резко отозвался классик о режиссёрской работе, но на то они и творцы, чтобы отражать своё видение, спорить, искать истину. К тому же Лем наверняка не знал любимого нами стихотворения, ставшего песней: «Если у вас нету тёти…». Если честно, то и мне этот персонаж («тётя Анна») кажется совершенно лишним, не несущим никакой смысловой нагрузки.

Приведу ещё одно высказывание С.Лема о кульминации фильма: «У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нём домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения». Кстати, нашим зрителям тема отчего дома пришлась по душе и нашла отклик (особенно перекличка с рембрандтовским «Возвращением блудного сына»). Однако при всех недовольствах автора романа, кино получилось отличное, и даже по прошествии многих лет смотрится с большим интересом.

Было бы интересно прочитать разные мнения об этом фильме, да и не только о «Солярисе», а о фантастике в кино вообще. Пожалуйста, высказывайтесь.

Мила Северная

kot_pofigist

Комментарии

  1. May 16th, 2020 | 11:34 pm

    Замечательная идея нашего фестивального обозревателя провести ретроспективу культового фильма Андрея Тарковского «Солярис», несомненно, вызовет дискуссию. Возьму на себя смелость её начать. Безусловно, с позиций зрителя 21-го века и в фильме, и в книге-первоисточнике навязчиво, как мазки авангардистов, бросается в глаза отсутствие в земном быту небывалых гаджетов – мне всегда казалось, что это правильно, ведь произведение (равно как и его экранизация) вовсе не о бешеном прогрессе и его достижениях. Нужны ли они, эти излишества и игрушки, если однажды настанет момент, когда человеческое познание выйдет за рамки и Земли, и Солнечной Системы, и нашей галактики? А такой момент обязательно настанет. И природа человека, ведущая его к познанию, порой через конфликт, нисколько не изменится от наличия или отсутствия гаджетов. Поэтому (а может, потому что и я родом из 20-го века) мне это противоречие всегда казалось вполне естественным.
    Что до конфликта автора книги и режиссёра экранизации, творческие споры и обсуждения остаются полностью на совести обоих, но мне как читателю и зрителю одинаково органичными кажутся и оригинальный роман, и получившийся фильм. Безусловно, это тот случай, когда фильм обречён быть более камерным, нежели книга, оставляющая всю фантастическую часть на произвол воображения читателей. Молчание порой важнее диалогов, на Тарковского и его видения этот приём работал лучше, чем на кого-либо другого в мировой киноиндустрии 20-го века.
    Не соглашусь с автором рецензии в том, что воссозданная мыслящим океаном Соляриса нейтринная копия жены Криса Кельвина Хари стремится освободиться от любви-зависимости. Напротив, стремление побороть одно из самых сильных и порой деструктивных чувств – привязанность – приходит к ней, ненастоящей, не познавшей саму себя, далеко не сразу. Ведь «Солярис» и о неудержимой в своих амбициях и ошибках науке, и о человеческой природе, и о сложном и тернистом пути «очеловечивания» и понимания механизмов человеческих эмоций внеземным существом, и о попытке найти тот самый контакт между земной цивилизацией и космической сущностью, цивилизация и интеллект которой проявляется совершенно иным способом.
    На момент выхода на экраны и демонстрации на кинофестивалях фильм сравнивали с «Космической одиссеей 2001», вероятно, из-за декораций космической станции. Но дело ведь не в визуальном воплощении, хотя для своего времени «Солярис» был снят более чем прогрессивно. Вероятно, любому зрителю бросается в глаза «заграничное» качество советского фильма: действительно, он снят на плёнку Kodak, пусть и с одного дубля (плёнка была дефицитом). И опять же, плёнка ни при чём (хотя, не скрою, такой фильм лучше смотрится на Kodak-е, чем на «Свеме»): главное – колебания морали и флуктуации души. И волны необозримого и необъяснимого Океана.

Оставить комментарий